Мессия, ставший катастрофой для всего еврейского народа

1666 год был одним из самых судьбоносных в истории еврейского народа. Учитывая, что в те времена не существовало электронных средств массовой информации, вообще трудно понять, как за столь короткое время некий малоизвестный человек, в возрасте за сорок, не особенно образованный и не обладавший выдающимся происхождением, стал единственной темой, о которой говорили, которой восхищались и которую обсуждали, — только её — во всех еврейских общинах: от Восточной Европы до Западной, от Газы и Иерусалима до окраин Марокко.

Возможно, не великий раввин и не гений, но Шабтай Цви был харизматической бомбой. Говорили, что он прекрасно поёт. Что от него всегда исходил приятный аромат. Что в свои лучшие моменты (а человек этот страдал от резких перепадов настроения) его глаза излучали свет. Каждый разговор сводился к нему. Да Шабтай — не Шабтай. По данным большинства исследователей, 90 процентов евреев мира того времени были саббатианцами. Среди них были и важные раввины, а наставник, стоявший за ним — Натан Ашкенази (из Газы) — был, по всей видимости, величайшим мудрецом поколения.
Они верили, что он — мессия, а они сами удостоились пережить момент, о котором Израиль мечтал со времён разрушения Храма и изгнания. Конец истории настал, а с ним и конец страданий. Всего через несколько лет после серии массовых и ужасающих резней, известных у нас как «погромы Тах-Тат», появление Шабтая Цви стало надеждой на скорое наступление лучших времён, и эта надежда пульсировала настолько мощной энергией, что породила слух, ставший вирусным задолго до того, как кто-либо в мире узнал, что такое социальная сеть и что такое вирусность.

Это проявилось, например, в волне возвращения к иудаизму. Тысячи, а по некоторым сведениям — десятки тысяч евреев, которые уже ассимилировались и сменили имя и идентичность — особенно в Западной Европе — вернулись открыто к иудаизму. Многие вернулись к ивриту. Толпы людей, и в Польше, и в Марокко, закрыли свои дела и продали всё, потому что вот-вот возвращаются в Землю Израиля. Другое удивительное свидетельство — утверждение историков о том, что в тот год не состоялось паломничество в Мекку(!), потому что и среди мусульман распространился слух, будто царь евреев пришёл.

В мир пришла неожиданная волна феминизма. В дни прихода Мессии — время революции, и вслед за самим Шабтаем Цви евреи-консерваторы позволили себе поднимать женщин к Торе. И были и бедствия. Люди, ослеплённые надеждой, которые слышали, что облако перенесёт их чудом в Землю Израиля, поднимались на крышу, тянули руки к облакам — и разбивались. В целом, речь идёт о рассказе, который заканчивается крушением.

История Шабтая Цви — возможно, самый формирующий рассказ в нашей культуре, о котором меньше всего рассказывают. Были те, кто видел в нём первого сиониста. Первого феминиста. Первую рок-звезду. Другие видели в нём прежде всего религиозного шарлатана, который использует страдания и боль наивной толпы. Он, безусловно, был реформатором с головы до пят. А если искать корни мощного сопротивления любой религиозной перемене — включая подъём хасидизма, а также подъём реформаторов — в конце концов приходим к Шабтаю Цви (есть мнения, что само возникновение ортодоксального иудаизма произошло на фоне кризиса, вызванного этой историей).

И были те, кто сосредоточился прежде всего на психиатрии — на душе героя рассказа и душах его последователей. Короче говоря, эта история слишком сложна, чтобы рассказать её вкратце, и потому на экзаменах по истории можно ответить на вопрос «Кто такой Ш"Ц?» словами «Лжемессия» — и получить полные баллы. Но всё было гораздо сложнее. Как иногда случается с человеком, наделённым чуть-чуть избыточной харизмой, Шабтай со временем привык думать, что в нём и вправду есть всё, что приписывает ему толпа. Иногда он представлял себя всесильным богом. Каждый раз, когда кто-то находил противоречие или ошибку в его словах, он демонстрировал невероятное искусство манипуляции, доказывая, что он выше всякой логики и за пределами любой нормы. Своим редким талантом Шабтай приучил свою публику к тому, что нет такого спина, безумного или перевёрнутого действия, которое нельзя было бы принять. Объяснить. Превознести. Пока всё исходит от величайшего. Всемогущего. Мессии, сына Давида. Верховного лидера. Который время от времени подписывал свои письма словами: «Я, Господь Бог ваш, Шабтай Цви».

Поэтому, когда его вызвал султан — правитель сильнейшей империи в мире — никто не усомнился, когда Шабтай сказал нечто вроде: «Дайте мне минуту с ним. Дайте минуту — и увидите, как он снимет царскую чалму с головы и возложит её на мою. Я ему спою, так, маленькую песню. Положу руку на него. Немного его взболтаю, вы знаете. И султан, как и все остальные, просто будет очарован. Минуту».

И правда, это длилось не намного дольше минуты. Султан, видимо, не был очарован. Никто ничего не слил из комнаты, но мы знаем, что всего через несколько мгновений Шабтай уже перестал быть Шабтаем. Кто-то с мечом и большими усами положил ультиматум на стол, и мессия принял ислам в одно мгновение. В исламе нет изнурительных процессов гиюра, которые у нас тянутся вечно, и когда он вышел оттуда, с новой мусульманской шапкой на голове, его уже звали «Азиз Мехмет эфенди» — имя немного неожиданное, когда речь идёт о мессии Израиля.

Принятие ислама Шабтаем Цви стало национальной травмой. Некоторые говорят, что это чуть ли не положило конец еврейской вере и еврейскому народу. Принятие ислама было последним, что мог представить себе кто-либо из верующих. Только вот на этом этапе истории закоренелые саббатианцы уже привыкли к тому, что возможно всё: с одной стороны, нет границы тому, что враги Шабтая способны на него возвести, а с другой — нет границы способности самого Шабтая всё объяснить. Доверьтесь такому всемогущему волшебнику, как он, что он всё уладит. Он опровергнет обвинения и злобные слухи и ясно объяснит, что то, что на первый взгляд кажется совершенно неправильным, — на самом деле вполне правильно. Сказали «правильно»? Вы ещё увидите, что это абсолютное благо и грандиозное достижение. Всё ещё будет...

Вскоре после того, как Ш"Ц сменил веру, уровень поддержки упал до 50 процентов. Остальные всё ещё пытались переварить и объяснить. Саббатианский опыт уже приучил их к интеллектуальной акробатике, и нет такого противоречия, которое они не смогут примирить, и нет такого скандала, который не пройдёт у них в горле. Некоторые говорили, что он вообще не принял ислам. Всё это — спектакль для вида. В глубине души он всё ещё мессия. Под мусульманской чалмой и новым турецким именем Шабтай всё ещё самый еврейский человек на свете. Избранный посланник и величайший из поколения.